СЕРГЕЙ ЧЕРНЫШЕВ

Корпоратизм: от скальпеля к компасу.

Реплика на заседании клуба "Красная площадь"
25 апреля 2006 г.

Чернышев. Спасибо за незаслуженный микрофон. Хочу вначале дважды извиниться. Во-первых, за то, что должен убежать обратно на службу. Во-вторых, по поводу присланного мной материала, который вы любезно включили в представленный нам сегодня сборник, где он более чем забавно смотрится. Несмотря на то, что доклад коллеги Фурсова украинские редактора сильно приземлили, все равно он выглядит творением Псевдодионисия Ареопагита рядом с моими вариациями на темы Устава гарнизонной и караульной службы. Это отрывки из лекций 1996 года для первокурсников факультета менеджмента Высшей школы экономики. Там я, как мог, пытался объяснить детям корпоративную проблематику на одном пальце и даже на отдельных фалангах.

Может быть, это полезный контраст. Потому что, с одной стороны, те концептуальные средства, которые использовал Андрей Фурсов в своем материале, на три этажа выше, чем я, например, способен воспринять со слуха. Благо, в прошлом приходилось внимательно читать некоторые его тексты. Подобные понятийные конструкции запредельно сложны для устной дискуссии. С другой стороны, они всё ещё слишком просты для того, чтобы оконтурить тонкую материю становления нового уклада. Их надо для этих целей ещё конструктивно доусложнять. И это видно по репликам, которыми посвящённые здесь обменялись. Но куда уж усложнять, когда и так почти ничего понять невозможно? Поэтому, чтобы клубное обсуждение корпоративных материй было оправдано, давайте – поверх гносеологических барьеров – обратимся к простым истинам.

Если сильно упростить картинку из доклада Фурсова, на передний план выступает роль и жизненная позиция Кандида из повести Стругацких. Правда, тем, кто не читал «Улитку на склоне» непонятно, почему он взял именно скальпель – сразу возникает мысль о харакири. Там, в контексте повести, скальпель – наступательное оружие для истребления представителей темных корпоративных сил, именуемых «мертвяками».

Перед нами естественная человеческая коллизия, с виду простая. Грядёт новый уклад. Назовите его хоть корпоративным, хоть серо-буро-малиновым. А на его магистральном пути враскорячку торчу я. У меня совершенно другой этос. Я из другого мира. Надо понять: в каком бы укладе мы ни жили, любой иной при мысли о нём как о ПМЖ предстаёт кошмаром. Это нормальная реакция нормального человека, который укоренен в родной социальной ткани, он врос в неё своими когнитивными волокнами, экзистенциальными, трансперсональными сосудами, впитал с молоком матери и табаком отца.

Дитя, отнятое от груди, прозревает в овсянке чуждые силы. Они ни плохие, ни хорошие – просто чужие: Strangers , Aliens , как в голливудском ужастике. Реакция на иной уклад жизни всегда обострённо-враждебная. Не торопимся ли мы с поисками места корпораций на шкале добра и зла?

В докладе мне не хватает симметричного, антикандидовского взгляда, где герой видел бы, какой прекрасный корпоративно-государственнический мир наступает, как там вольно дышит человек, и со скальпелем наперевес шёл отстаивать его чистые идеалы. Не стану сейчас пытаться возместить этот дефицит. Просто сошлюсь на несколько канонических текстов, где корпорация рассматривается как светлое будущее, исторически неизбежное, пусть и противоречивое.

Простейший пример – Дюркгейм, его классический труд «О разделении общественного труда». Там он прямо формулирует тезис, что корпорация станет базовым социальным институтом будущего. Только, конечно, под корпорацией, как он утверждает, надо понимать не то, что было в прошлом, не то, о чем Вебер пишет в работе о средневековом городе-корпорации, а нечто иное, новое. Он пытается, как может, объяснить, с чем его едят, но получается не слишком съедобно. Это некое возвращение-обновление, то есть возобновление , у которого есть меты отвергнутого-старого и черты пугающего-нового. Две страшилки в одном флаконе.

И есть известная брошюра 1923 года о Новом Средневековье, что принесла Бердяеву мгновенную мировую известность. Там он, часто поминая корпорации, «приветствует звоном щита» грядущий, влекущий, жестокий мир. Конечно, задним числом можно указать, что некоторые его предвидения весьма своеобразно осуществились при фашизме. Но у Бердяева это очень оптимистичная брошюра, где он объясняет, сколь прекрасен и богат мир обновлённого Средневековья. Мир, в котором личность растворяется в новых корпоративных субъектах – но это растворение, как ни парадоксально, приводит не к разложению личности, а к обогащению, возобновлению высокой духовности. Средневековье для обывательского сознания – мир, лишённый наук и коммунальных удобств, где никто не мылся в бане, все ожесточенно чесались и рыгали, холопам кидали объедки, ведьм жгли на кострах... Тем не менее, высокая духовность была налицо. Сейчас она увяла, несмотря на изобилие моющих средств.

Почему же, спросим себя, эти уважаемые и, видимо, неглупые люди усматривали в грядущем веке корпораций нечто позитивное, прогрессивное и светлое?

Фурсов. Они не дожили до реальных корпораций, поэтому и усматривали.

Чернышев. Каждый из нас дожил до реализации тех или иных предвидений и концепций.

Хорошо помню, как 12 апреля 1961 года шёл в школу Эльдорадовскими переулками (ныне улица Красноармейская), а в небе кружил вертолёт, и вдруг оттуда западали листовки. Я их подбирал, читал: «Да здравствует Советский народ!», «Слава Коммунистической партии!». Это был по-своему очень светлый мир октябрят, пионеров и космонавтов. А через 30 лет я брёл по Москве в вонючем дыму: горели свалки, потому что никто не вывозил мусор во дворах, не убирал снег с тротуаров, и дорога домой шла по скользким буграм. У соседнего подъезда в разборке застрелили бандита. Рядом на 2-й Владимирской зимней ночью взорвали квартиру коммерсанта, мимоходом разрушили шесть соседних. Потом с другой стороны на Новогиреевской взорвали квартиру, разрушили ещё пять. Если бы в семидесятые я только мог представить себе этот новый мир, то, наверное, схватился бы за скальпель... Но это ещё не повод поставить под сомнение сами концепты либерализма и демократии.

Всякий Brave New World в своих ранних проявлениях дает дожившим столько же оснований для оптимизма, что и для пессимизма. Дюркгейм надломился и умер, когда свободные граждане будущего Евросоюза, построившись свиньёй, четвёртый год кряду перемалывали себя в фарш. Бердяев дожил до российской материализации того, что в пятитомной энциклопедии Липсета корректно именуется «коммунитаризмом». Он насмотрелся.

Давайте перекуём скальпели на компасы и поищем иных исторических ориентиров помимо гнева и пристрастия.

А вообще, я исключительно благодарен за великолепный доклад и за саму постановку этой проблемы. Беда только, что в мире, где мы живем, совсем исчезли площадки, где такие вещи можно обсуждать профессионально. И даже непонятно, кому это нужно. Поэтому некоторое время назад я «втихую», не афишируя особо это как позу, перестал вообще писать тексты в стиле «Иного», и сосредоточился с коллегами на собственности в плане разработки и практической реализации современных методов и стандартов управления ею. Академическое сообщество, к сожалению, с этой проблемой мало знакомо. И здесь не только его вина. Никто не предлагал академическому сообществу поуправлять парой-тройкой «дочек» Норникеля. А люди, которые ими управляют, к сожалению, поступали в институт уже в ситуации, когда понятийная культура была утрачена, и учителя разбежались. Им корпоратизм с либерализмом по тому же барабану. Поэтому не с кем говорить о том, о чем здесь и сейчас говорится.

Фурсов. Несмотря на это, мы не можем согласиться с такой пораженческой позицией!

Чернышев. Она не пораженческая. Она вполне рабочая. Тем, кто знает, верит и хочет, всегда есть чем заняться. Поэтому позвольте удрать с дальнейшего обсуждения, дабы вернуться к основному кругу обязанностей в Управляющей компании №1: с остервенением собирать предпринимательские проекты и в поте лица запускать конвейер инвестиций.