Rambler's Top100

ИНТЕЛРОС

Интеллектуальная Россия

INTELROS.RU

Intellectual Russia


Александр Неклесса

 

 

Реквием ХХ веку

 

 

XX век всколыхнул глубинную, историческую память человечества, напомнив о великих и баснословных временах зарождения универсального мира, крушения разноликих культур и переселения народов, лежащих в основании современной цивилизации.

Исходный рубеж нынешнего столетия был также ознаменован волнами массовой миграции, глобальным огораживанием, зримо подтвердившим власть человека над земными просторами. Теперь век завершается, эффектно демонстрируя возможности мгновенного перемещения событий, информационного мониторинга, транспарентности мира, прямой проекции властных решений практически в любой регион, обеспечивая единство землян уже не только в пространстве, но и в реальном времени. К тому же многие угрозы и вызовы, встающие в полный рост на пороге третьего миллениума от Рождества Христова, тоже носят глобальный характер.

Возможно, впрочем, что сближение столь отдаленных по времени эпох содержит в себе нечто большее, чем просто поверхностную аналогию. Сейчас, как и две тысячи лет назад, мир находится на перепутье и корчится в судорогах культурного шока. Социальный бульон, бурлящий на планете, явно готовится породить новое мироустройство, подводя жирную черту под всемирной историей.

Пружина и внутренняя логика траектории уходящего века – исчерпание жизненной силы эпохи Модерна, фатальный кризис ее цивилизационной модели. Нестабильность, изменчивость социального калейдоскопа парадоксальным образом становится наиболее устойчивой характеристикой современности. Происходит тотальная трансформация общественных институтов, изменение всей социальной, культурной среды обитания человека и параллельно – его взглядов на смысл и цели существования.

*        *        *

Глобализация, конец истории, социальный Постмодерн, постиндустриальное общество, новый мировой порядок, битва цивилизаций – красочные ярлыки и этикетки смены времен пленяют воображение, зримо свидетельствуя о близости «нового неба и новой земли», о вступлении в свои права еще до исчисленных часами сроков Нового мира III тысячелетия.

Но вот парадокс – еще на заре столетия многие из этих понятия, быть может, только слегка завуалированные, уже были в ходу и будоражили утренний сон жителей юного ХХ века.

Вудро Вильсон, президент-провидец, опустивший занавес над драмой Первой мировой войны, провозглашал в те годы основным содержанием ХХ века пришествие нового мирового порядка: «Нынешний век… является веком, отвергающим стандарты национального эгоизма, ранее правившего сообществами наций, и требует, чтобы они дали дорогу новому порядку вещей…».

Американский президент обозначал цели мировой политики в выражениях, которые звучат для нас, современников событий в Ираке и Косово, вполне привычно и даже слегка банально. Но они же в свое время буквально потрясли и шокировали современников. Так 4 июля 1918 года Вильсон призвал к «уничтожению любой деспотической державы, где бы та ни находилась, которая могла бы самостоятельно, тайно и по собственному усмотрению нарушать мир во всем мире, а если таковая в настоящее время не может быть уничтожена, то она, по крайней мере, должна быть приведена в состояние полнейшего бессилия». Или еще один знаменательный его тезис: «Мы не ограничиваем нашу горячую приверженность принципам личной свободы и беспрепятственного развития лишь теми событиями и переменами в международных делах, которые имеют отношение исключительно к нам. Мы испытываем эти чувства всегда, когда имеется народ, пытающийся пройти по трудному пути независимости и справедливости».

Новая мировая ситуация, утвердившаяся в начале века на планете, просто провоцировала появление разнообразных футуристических схем мироустройства. Безумные идеи зарождались и плодоносили в начале века не только в физике. С планами установления всемирного нового порядка выступил Владимир Ленин, боровшийся за создание намеренно лишенного национальной специфики Союза Советских Социалистических Республик; Лев Троцкий, выдвинул идею заливающей земной шар новым потопом «мировой, перманентной революции»; Сунь Ятсен, примерно в те же годы замысливал Большой промышленный план, чреватый мировой гегемонией Китая. А вскоре Бенито Мусолини и Адольф Гитлер внесли свои «мечты и звуки» в мелодику нового порядка, которая обрела густые обертоны, зазвучав как facio и Ordnung

Арнольд Тойнби в переломном 1939 году заговорил о конце современности (Modernity) и наступлении эры Постмодерна, датируя этот исторический рубеж сначала временем окончания мировой войны (которая тогда еще не была Первой), а затем отодвинув его к семидесятым годами прошлого столетия. К началу ХХ века индустриализм разрывает национальные рамки, «индустриальная система стала резко наращивать свою активность, так что размах ее деятельности обрел глобальный характер, тогда как система национализма стала проникать вглубь, в сознание национальных меньшинств, побуждая их к созданию своих собственных суверенных национальных государств, хотя те вопреки проектам их лидеров порой не только не были способны оформиться в великие державы, но и были не в состоянии образовать даже малые экономически, политически и культурно независимые государства».

В результате в среде социального Постмодерна, как и во времена исторического Средневековья, человек вновь начинает осознавать себя частью более широкой общности, чем пределы национального государства. Вполне в духе и слоге нынешних дискуссий Тойнби связывал этот новый статус реальности с переходом от национально-государственного мироустройства к политике, учитывающей общемировой характер политических процессов. И он же размышлял о сценариях «столкновения культур» (clash of cultures).

Наконец, о наступлении конца истории (правда, в категориях в чем-то прямо противоположным предложенным позже Френсисом Фукуямой), о рождении нового, постхристианского мира размышлял в годы русской революции философ Василий Розанов: «… “продолжение всемирной истории” сделалось невозможно и “как-то незачем”. “Куда ты идешь, всемирная история?” – “Я – не иду, а как-то бреду. Я – заблудилась”. Это – апокалипсис». Слово было произнесено. Василий Розанов, кажется, первым в ХХ веке сформулировал дерзкие и сакраментальные словосочетания, ставшие, однако, будничными ярлыками и расхожими этикетками к концу столетия: и «апокалипсис – начался», и «конец христианских времен», и, к слову сказать, – «над Россией опустился железный занавес».

*        *        *

В 90-е годы, после исчезновения с политической карты СССР, вопреки многочисленным прогнозам и ожиданиям, глобальная ситуация отнюдь не стала более благостной. Напротив, став другой, она обнажила незалеченные раны, незаметные прежде глубины и изломы. На фоне неумолимо приближающегося fin de millennium меркнут несбывшиеся мечты, иллюзии и ложные зори. Сохранение миропорядка становится все более актуальной, но и более трудной задачей. И вот уже наряду с рациональным оптимизмом в духе фукуямовского «окончания истории» начал приоткрываться сумеречный горизонт, казалось бы, навсегда изжитого, первобытного ужаса перед ее разверзающимися безднами.

Интеллектуальные и духовные лидеры наших дней заговорили о наступлении периода глобальной смуты, о грядущем столкновении цивилизаций, о движении общества к новому тоталитаризму или неосредневековью, о реальной угрозе демократии со стороны неограниченного в своем «беспределе» либерализма и рыночной стихии, о грядущей неоархаизации мира и пришествии нового варварства... События последнего десятилетия, когда столь обыденным для слуха становится словосочетания «гуманитарная катастрофа», «геноцид», «принуждение к миру», явно разрушают прежние футурологические клише, предвещая весьма драматичный образ наступающего века.

В XI энциклике папы Иоанна Павла II «Евангелие жизни» (март 1995 г.) современная цивилизация подверглась необычайно суровой критике как колыбель «культуры смерти». Государства западного мира, констатирует Иоанн Павел II, «изменили своим демократическим принципам и движутся к тоталитаризму, а демократия стала всего лишь мифом и прикрытием безнравственности». Или другое его высказывание о процессах глобализации Нового мира, прозвучавшее во время не столь уж давнего визита в Мексику: «Поскольку глобализация руководствуется только законами рынка в интересах наиболее могущественных, ее последствия могут быть только негативными. Таковы, к примеру: подход к экономике как к абсолютной ценности; безработица; упадок многих общественных служб; разрушение окружающей среды, природы; рост разрыва между бедными и богатыми; несправедливая конкуренция, которая ставит бедные нации в положение все большей униженности».

Еще одна констатация, если не исторического пессимизма, то вполне отчетливой обеспокоенности прозвучала из уст Джорджа Сороса. Известный, а главное – хорошо информированный финансист в статье «Свобода и ее границы», опубликованной в начале 1997 года, приходит к следующему настораживающему и для многих, вероятно, неожиданному из данных уст выводу: «Я сделал состояние на мировых финансовых рынках и, тем не менее, сегодня опасаюсь, что бесконтрольный капитализм и распространение рыночных ценностей на все сферы жизни ставят под угрозу будущее нашего открытого и демократического общества. Сегодня главный враг открытого общества – уже не коммунистическая, но капиталистическая угроза».

На наших глазах происходит кардинальная переоценка ситуации, складывающейся на планете, пересмотр многих актуальных по сей день концептов, уверенно предлагавшихся еще совсем недавно прогнозов и решений, их ревизия с неклассических, фундаменталистских, радикальных, эсхатологических, экологических и качественно новых мировоззренческих позиций. Новый международный порядок постепенно начинает восприниматься не столько как оптимистичная схема грядущего мироустройства, но скорее как постмодернистская idea fix века ХХ (не без стойкого привкуса утопизма), на протяжении всего уходящего столетия во многих обличиях и под различными покровами смущавшая умы и охватывавшая народы.

*        *        *

Современные трактовки глобализации нередко являются своего рода fables convenues. Так, глобальная экономика, в сущности, не есть некое универсальное предприятие всех стран и народов планеты. В этой области бытует много расхожих штампов и мифов, которые не вполне подтверждаются статистикой уходящего века, а иной раз прямо противоречит ей. Например, что касается якобы последовательного роста внешнеторгового оборота по отношению к производству или увеличения доли вывоза капитала от ВВП либо движения трудовых ресурсов в течении XX века.

На самом же деле и удельный вес внешнеторгового оборота, и доля вывоза капитала (что уж говорить о свободном движении трудовых ресурсов!) достигли своего пика уже непосредственно перед первой мировой войной. Затем на протяжении динамика этих показателей шла по синусоиде, дважды снижаясь после мировых войн, и снова достигая максимума к середине последнего десятилетия. На планете тем временем происходила, однако, не столько экономическая конвергенция (корелянтом которой могло бы служить политическое и социальное единение планетарного сообщества в духе основного лозунга Нового времени: liberté, égalité, fraternité), сколько унификация определенных правил игры, повсеместная информатизация, обеспечение прозрачности экономического пространства, установление мировой финансовой и коммуникационной сети, действенной системы глобального контроля за конфигурацией мирового дохода.

Глобализация же производственных и торговых трансакций в значительной мере оказалась связана с феноменом ТНК и операциями, осуществляемыми между их филиалами. ТНК контролируют сегодня 1/3 частного производства, а по объему оборота и числу работников, членов их семей и зависимой клиентуры все более походят на мутантов-уродцев новой государственности постмодернистского Pax Oeconomicana.

Кроме того, на планете (гораздо менее очевидно для широкой публики) набирает обороты многозначительный процесс, который можно было бы охарактеризовать как новый регионализм: формирование макрорегиональных «больших пространств» на фоне геоэкономического расслоения мира, умножение социально-экономических коалиций и союзов. (Подобно тому, как во времена зональной глобализации предшествующих десятилетий мир поделили границы колониальных империй или – позднее – военно-политических блоков).

Но главное обстоятельство времени – это находящаяся сейчас в становлении система, по выразительному и четкому определению Збигнева Бзежинского, «глобального планирования и долгосрочного перераспределения ресурсов». Современная глобализация, таким образом, это не глобальная экономика и не объединение мировых наций в планетарное гражданское общество, но реализуемая претензия на глобальное управление планетой. Понятно, что цели и методы подобной структуры не могут ограничиваться лишь хозяйственной сферой.

Так в результате череды социальных и политических катаклизмов конца ХХ века перед человечеством открылись неведомые ранее горизонты, и был заложен фундамент новой исторической конструкции. В 1990 году М.С. Горбачев четко видел каркас «здания новой цивилизации» и внятно формулировал «идею, овладевающую умами на пороге XXI столетия. Это идея вселенского единства... Альфа и омега нового мирового порядка – терпимость». Однако уже в середине десятилетия он меланхолично заметил, что «мы сегодня скорее понимаем, каким новый порядок не должен быть, чем знаем, каким он станет».

*      *      *

Оглядываясь назад, понимаешь, что мир предшествующей эпохи, мир Модернити достиг своей вершины, своей глобализации (хотя это определение и не получило в ту пору распространения) где-то между Берлинской конференцией конца XIX века, определившей принципы раздела обитаемого пространства планеты, и Первой мировой войной, очертившей пограничную линию прежнего миропорядка.

Той войной, после которой, собственно, и возникла тема нового порядка как по-своему неизбежная череда вариаций новой планетарной конструкции, идущей на смену миру Нового времени. В ее ли версальском варианте с приложением Лиги Наций; российской версии коммунистического сообщества; корпоративной модели социального мироустройства (в той или иной мере апробированной реализованной в Италии, Испании, Португалии, Финляндии, Румынии, Болгарии); германского опыта мирового строительства, хотя и краткосрочного, но глубоко врезавшегося в историческую память человечества; пестрого социального дизайна Третьего мира, этого «третьего сословия наших дней» (по выражению Альфреда Сови); ялтинско-хельсинкского позолоченного периода ХХ века, увенчанного ООН и прошедшего под знаком биполярной определенности.

И, наконец, в конце века возникла устойчивая тема Нового мирового порядка с заглавной буквы в русле американоцентричных схем современной эпохи. (Отражая не только тенденции истории, но и попытки подправить их политически мотивированной стратегией глобального обустройства.) «Это поистине замечательная идея – новый мировой порядок, в рамках которого народы могут объединиться друг с другом ради общей цели, для реализации единой устремленности человечества к миру и безопасности, свободе и правопорядку, – заявлял в 1991 году 41-ый президент США Джордж Буш. Добавляя при этом, – Лишь Соединенные Штаты обладают необходимой моральной убежденностью и реальными средствами для поддержания его (нового миропорядка – А.Н.)». А нынешний, 42-ой президент США Уильям Клинтон в 1998 году уточнил: «Прогресс свободы сделал это столетие американским веком. С Божьей помощью… мы сделаем XXI век Новым американским веком».

Однако история, которая есть бытие в действии, в своих построениях оказывается шире умозрительных конструкций, непредсказуемее политически мотивированных прогнозов. С ростом значимых для человечества видов риска все чаще возникает вопрос: не станет ли американсий век очередной преходящей версией Нового мира, еще одной по своему уютной утопией, скрывающей истинное, глубоко драматичное развитие событий на планете? И вот уже наряду с моделью исторически продолжительного (однако, все же преходящего) доминирования однополюсной схемы мирового строя во главе с Соединенными Штатами с пристальным вниманием рассматривается пока еще смутный облик следующего поколения сценариев грядущего мироустройства.

Мировое сообщество, по сути, оказался перед фундаментальной альтернативой: императивом создания комплексной системы глобальной безопасности, «ориентированной на новый орган всемирно-политической власти» (З. Бжезинский) или переходом к неклассическим сценариям нестатичной или даже стохастичной системы мировых отношений. А их в футурологическом ящике Пандоры совсем не мало: вероятность контрнаступления мобилизационных проектов; перспективы развития глобального финансово-экономического кризиса с последующим кардинальным изменением основ социального строя; радикальный отход некоторых ядерных держав от существующих «правил игры», демонстрационное использование (или уверенная угроза использования) оружия массового поражения; растущая вероятность той или иной формы ядерного инцидента; центробежная и универсальная децентрализация международного сообщества…

Существуют и гораздо менее распространенные в общественном сознании ориенталистские схемы обустройства мира Постмодерна – от исламских, квазифундаменталистских проектов до конфуцианских концептов, связанных с темой приближения «века Китая». С ростом числа несостоявшихся государств проявилась также вероятность глобальной альтернативы цивилизации: возможность распечатывания запретных кодов антиистории, освобождения социального хаоса, выхода на поверхность и легитимации мирового андеграунда, утверждающего на планете причудливый строй новой мировой анархии

ХХ век уходит со сцены как великий актер, провожаемый не шквалом аплодисментов, а нависшей над залом долгой и мучительной паузой.

 

 


© Журнал «ИНТЕЛРОС – Интеллектуальная Россия». Все права защищены и охраняются законом. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ №77-18303.