24.03.06 На Окрестина-2 . «Я встану рядом с вами». Протоколы.

Переписав наши фамилии и отобрав паспорта, нас через пару часов стали группками заводить внутрь здания. Несовершеннолетних повели куда-то отдельно. Сначала пытались ставить лицом к стене, потом стен стало не хватать, и уследить за всеми было уже невозможно. Там было уже не так страшно: шум, теснота, на коридорах вдоль стен стоят люди, снуют туда-сюда менты и ОМОН, тебя переводят с этажа на этаж, возвращают обратно. Практически каждого из нас охранял ОМОНовец. Там, на коридорах, мы высматривали знакомые лица, передавали известия, пытались втихомолку позвонить родным на мобильники. Увидели несколько избитых парней. Под конвоем двоих ОМОновцев прошел парень, который был комендантом в палаточном городке; он еле переставлял ноги, лицо темное, губы плотно сжаты.

Мы разговаривали с охранниками: в наших легких еще бродил воздух Майдана. Мы показывали им наши запястья, просили убедиться, что мы не наркоманы. Требовали хором алкогольной экспертизы в присутствии свидетелей. При мне НИ ОДНОГО человека на экспертизу не увели.

Это был редкостный случай понять, как мыслят и чувствуют те, кто оказался на другой стороне баррикад. Мы старались этот случай не упустить. В сотый раз отвечали на одинаковые расспросы конвоиров: нет, денег нам никто не платил. Нет, спиртного и наркотиков в лагере не было. Да, многие из нас имеют красные дипломы престижных вузов и хорошую работу.

В глазах у многих охранников была только одна эмоция — удивление.

—Тогда зачем вы туда пошли?!

Мы снова и снова говорили о лжи, фальсификациях, тоталитаризме. О правах человека и экономике. О том, что нельзя мириться с нарушением закона и исчезновением людей. Реакция была самая разная. Одни пытались заткнуть нам рот, другие молча слушали, третьи принимались спорить.

Один ОМОНовец выдал по поводу выборов гениальную фразу:

— Ну, понятно, что 10-15% Лукашенко приписали. Но ведь и на самом деле процентов 60 за него проголосовали, а это большинство!

Другой охранник сказанул еще круче. Я сказала ему, что неестественная экономика, которой не дают развиваться по законам рынка, рано или поздно рухнет, и пусть тогда они вспомнят мои слова. Этот парень на полном серьёзе ответил:

— Ну, если это произойдет, я уйду из милиции и в следующий раз сам стану рядом с вами на площади!

У одного из охранников я спросила:

— А если завтра на площадь выйдет двести тысяч, и вам прикажут стрелять в людей, — вы будете стрелять?

— Да, я выполню приказ .

— Сомневаться не будете?

— Нет.

Комментарии излишни.

Часов в 10 утра, наконец, завели меня в кабинет — составлять протокол. Там этих писарей милицейских было больше десятка, и каждый «трудился». У меня спросили только имя-фамилию, где учусь и где работаю. Дальше протокол писался со слов того ОМОНовца, который меня привел.

Оказывается, ко мне два раза подходили сотрудники милиции и вежливо просили покинуть площадь (ага, прямо-таки умоляли! J ).А потом еще персонально предупреждали. А я, дескать, знай себе махала руками и кричала «долой Лукашенко!».

Это все больше походило на фарс.

В протоколе я написала, как все было на самом деле, но это, похоже, никого не впечатлило.

— На площади были?

— Была!

— Тогда подписывайте!

За соседним столом спрашивают какого-то парня, лет 26:

— Где учитесь, работаете?

— Белорусский государственный университет!

— Факультет, курс?!

И тут парень гордо выпрямляется и с достоинством заявляет:

— Я вообще-то, знаете, там преподаю!

— Так и запишем!

— Пишите, пишите!